Неточные совпадения
Были минуты, когда Дронов внезапно расцветал и становился непохож сам
на себя. Им овладевала задумчивость, он весь вытягивался, выпрямлялся и мягким голосом тихо рассказывал Климу удивительные полусны, полусказки. Рассказывал, что из колодца в углу двора
вылез огромный, но легкий и прозрачный, как тень, человек, перешагнул через ворота, пошел по
улице, и, когда проходил мимо колокольни, она, потемнев, покачнулась вправо и влево, как тонкое дерево под ударом ветра.
Возвратясь в столовую, Клим уныло подошел к окну. В красноватом небе летала стая галок.
На улице — пусто. Пробежал студент с винтовкой в руке. Кошка
вылезла из подворотни. Белая с черным. Самгин сел к столу, налил стакан чаю. Где-то внутри себя, очень глубоко, он ощущал как бы опухоль: не болезненная, но тяжелая, она росла. Вскрывать ее словами — не хотелось.
Толпа прошла, но
на улице стало еще более шумно, — катились экипажи, цокали по булыжнику подковы лошадей, шаркали по панели и стучали палки темненьких старичков, старушек, бежали мальчишки. Но скоро исчезло и это, — тогда из-под ворот дома
вылезла черная собака и, раскрыв красную пасть, длительно зевнув, легла в тень. И почти тотчас мимо окна бойко пробежала пестрая, сытая лошадь, запряженная в плетеную бричку, —
на козлах сидел Захарий в сером измятом пыльнике.
— Что ж? Предлог — хороший. «Смертию смерть поправ». Только бы
на улицу не
вылезали…
Окно его выходило
на улицу, и, перегнувшись через подоконник, можно было видеть, как вечерами и по праздникам из кабака
вылезают пьяные, шатаясь, идут по
улице, орут и падают.
— Пфуй! Безобразие! — раздается в комнате негодующий голос Эммы Эдуардовны. — Ну где это видано, чтобы порядочные барышни позволяли себе
вылезать на окошко и кричать
на всю
улицу. О, скандал! И все Нюра, и всегда эта ужасная Нюра!
Находившиеся
на улице бабы уняли, наконец, собак, а Мелков, потребовав огромный кол, только с этим орудием слез с бревна и пошел по деревне. Вихров тоже
вылез из тарантаса и стал осматривать пистолеты свои, которые он взял с собой, так как в земском суде ему прямо сказали, что поручение это не безопасно.
Саша надел светлую летнюю блузу, — она висела
на шкапу в его горнице, — домашние легкие башмаки и осторожно
вылез из окна
на улицу, улучив минуту, когда нигде поблизости не было слышно голосов и шагов.
Я было даже заплакал, хотя совершенно точно знал в это же самое мгновение, что все это из Сильвио и из «Маскарада» Лермонтова. И вдруг мне стало ужасно стыдно, до того стыдно, что я остановил лошадь,
вылез из саней и стал в снег среди
улицы. Ванька с изумлением и вздыхая смотрел
на меня.
Сидим мы раз с тетушкой,
на святках, после обеда у окошечка, толкуем что-то от Божества и едим в поспе моченые яблоки, и вдруг замечаем — у наших ворот
на улице,
на снегу, стоит тройка ямских коней. Смотрим — из-под кибитки из-за кошмы
вылезает высокий человек в калмыцком тулупе, темным сукном крыт, алым кушаком подпоясан, зеленым гарусным шарфом во весь поднятый воротник обверчен, и длинные концы
на груди жгутом свиты и за пазуху сунуты,
на голове яломок, а
на ногах телячьи сапоги мехом вверх.
Я
вылез за окно и повис
на подоконнике, когда родителей моих не было дома, — и оттого доставленный мною им сюрприз имел сугубый эффект: возвращаясь домой в открытой коляске, они при повороте в свою
улицу увидали массу народа, с ужасом глядевшую
на дом, в котором мы жили, — и, взглянув сами по направлению, куда смотрели другие, увидали меня висящего
на высоте восьми сажен и готового ежеминутно оборваться и упасть
на тротуарные плиты.
— «В другую больницу»! — резко проговорил исхудалый водопроводчик с темным, желтушным лицом. — Вчера вот этак посадили нас в Барачной больнице в карету, билетики дали, честь честью, повезли в Обуховскую. А там и глядеть не стали:
вылезай из кареты, ступай, куда хочешь! Нету местов!..
На Троицкий мост вон большие миллионы находят денег, а рабочий человек издыхай
на улице, как собака!
На больницы денег нет у них!
Седок тоже
вылез из кибитки и остановился в недоумении; видно было, что он не знает, куда ему идти, что он в первый раз очутился
на этой
улице Петербурга. Это отразилось
на всей его фигуре, имевшей вид вопросительного знака.
«Вот так штука! — подумал Керасенко, — ишь как заснула! Ну да я
вылезу через тын
на улицу да подойду к окну; она близко у окна спит и сейчас меня услышит».